♫When I’m standing in the fire
I will look him in the eye
And I will let the devil know
That I was brave enough to die.♫
Тонкие детские пальцы загребали мокрую землю в ладонь при попытке уцепиться за что-нибудь выступающее с поверхности и подтянуться вперед на своих худеньких ручках, дождь бил по затылку, сбивая его волосы друг с другом, кровь сочилась из ран, впитываясь в ту самую землю, куда мы все так стремимся только родившись. Он бежал от смерти, точнее полз, так неистово цепляясь за жизнь, так жадно глотал воздух, не предназначавшийся для него, чуждый, словно из другого измерения. Оливер стоял над 14-летним мальчиком, которому впервые предстояло заглянуть в глаза собственной смерти. Подросток наклонился к ребенку, но тот его не видел. Во рту снова появилась эта горечь от накативших слез- он начинал понимать что к чему. Картина в Кардиффском парке предназначалась ему для напоминания того, что он прозевал свой шанс, он мертв и вот то чего он был достоин еще тогда, по факту своего рождения. Олли просто отсрочил развязку своего сюжета на два года. Мертвец сел на карточки, сложив руки в замок на затылке, и опустил голову. Почему до сих пор так больно если его уже нет в живых?
- Зачем ты мне показываешь все это? - процедил он зло сквозь слезы обращаясь к невидимой силе, которая держала его во мраке собственных травмирующих воспоминаний- Покончи со мной!
Ребенок на земле обмяк, он задохнулся то ли от боли, то ли от недостатка кислорода. Олли сильнее стиснул пальцы между собой и зарыдал, как рыдают люди от осознания того, что это и есть конец, когда поздно что-либо менять, нечего возвращать и нечего дать. Наверное, это был его ад, где он вечно проживает одну и ту же боль, видя, что второго шанса больше не выпадет, вечная циркуляция собственных страданий. Ребенок разжал руки, на его лице наконец-то появилось спокойствие, умиротворение, он смог убежать. Мучения от собственного недуга больше не коснуться его, он не будет с печалью смотреть на нормальных, здоровых детей, которые вырастают, бегают, знакомятся друг с другом, влюбляются, заводят семьи и умирают. Словом- суететятся.
- Я не хочу умирать- прошептал он, качаясь с носков на пятки, его руки проскользили по собственным волосам и закрыли мокрые глаза. Дождь продолжал барабанить по телу маленького человека, распластавшегося на земле. Оливер поднял глаза к потолку, оросшающим все этой эмитацией дождя- Вставай, мать твою. Вставай, жалкий инвалид.
Оливер сел на колени перед собственным трупом и толкнул его. Давай, давай- повторял он и толкал и толкал, он не ощущал как под мокрой тканью детского вязанного свитера, под хилой грудной клеткой начинает потихоньку заводиться сердце, оно неуверенно, спотыкаясь делает первые шаги-биения, не осозновая свою новую легкость, будто бы его пересадили в новый организм, но то было не сердце ребенка, а сердце мальчика, подростка, лежащего в аэропорту, в луже собственной крови. Ребенок отжался от земли и начал нащупывать очки, которые больше ему не нужны были.
- Встань и иди, очкарик- Оливер засмеялся сквозь слезы, пришмыгивая носом, он тогда и не помнил как дошел до дома, покрытый вязким слоем грязи и мокрый. Как плакала мать, упав перед ним на колени, совершенно не заботясь о том что испачкается. Олли взглядывался в радостное лицо матери. Неужели он ее больше никогда не увидит такой счастливой?
Что-то приятное ударило Оливеру в нос, приподняв голову наверх, он начал внюхиваться. Незнакомый женский запах заполнил все пространство этой воображаемой комнаты, мертвец силился вспомнить где же он его «слышал», давно ли или это очередная галлюцинация его умирающего мозга.
- Идиот
- Я вообще-то умер- на автомате, обиженно прошептал он, но через секунду встрепенулся и начал оглядываться в поисках источника звук. Он никогда бы уже не спутал этот голос, Олли начал ходить по помещению, которое вновь начало заполняться водой и прыгать, громко дыша. Мертвый британец даже не знал, что делать и поэтому делал что угодно лишь бы сохранить ощущение жизни, пускай и эфемерное, Оливер бил стены, толкал их, раскачивал пока черная вода опять не погребла его под собой. Он кричал, старался грести ногами и руками, барахтался, в общем, как мог. Пока не увидел то что станет в последующей его жизни знаком— не нужно бояться тьмы, за ней всегда грядет рассвет. По крайне мере пока твои мозги целы.
Тусклое свечение появившийся вверху начало слабо мигать, потихоньку усиливаясь и усиливаясь,становясь совершенно невыносимо слепящим. Олли поднял руку закрываясь от этого света, которое, казалось, прожигало его плоть.
Жизнь. Это снова ты?
♫Because no matter where they take me
In death I will survive
And I will never be forgotten
With you by my side.♫
- Время смерти 18-45- Врач даже не стал прощупывать пульс все так же лежащего плашмя Оливера, уставшегося стеклянными глазами в сторону. Мальчишку разорвало в клочья, даже та девушка с ребенком выглядела куда более оптимистично с точки зрения врачебной практики. Где-то рядом, давясь собственными слезами, выла навзрыд женщина, которую в руках держал побледший, с глазами как у Оливера мужчина 45 лет, кроме него перед ней стояла несколько полицейских комиссаров и врач-психолог, которые пытались заговорить с ней на ломаном английском, но та совершенно не слушала их, чуть ли не падая, вырываясь из объятий мужа. Она снова и снова кидала взгляд на сына и рыдала не останавливаясь. Обезумевшая, она не могла поверить, что ее Олли больше нет в живых.
Нет, он же особенный...он носитель. Как это...
- Мисс, я попрошу— рядом с Сольвейг присел медбрат и накрыл белым покрывалом окровавленный труп Оливера. Задержав свой взгляд на страшных ранениях, он поджал губы- Жаль парнишку.
Мужчина пригладил края ткани, которые должны были впитать в себя оставшуюся кровь, застывшую на полу, и встал, внимательно смотря на девушку под ним.
- Вам столько людей обязаны своей жизнью- сказал он негромко, наклонившись к уху Эйнарссон и ободряющее похлопал ее по плечу. Несмотря на то что весь периметр вокруг девушки был огражден, рядом с полицией уже столпились журналисты, кричавшие ей, призывая обратить на себя ее внимание. Сольвейг достаточно было посмотреть в объектив, чтобы вышел прекрасный кадр для газетной передовицы или прогрессивного интернет блога. Были и обычные пассажиры, махавшие ей рукой и мечтавшие чтобы она на них просто взглянула. В этот знаменательный день Соль навсегда вписала себя в современную историю Франции и мира, став национальным героем родины круассанов и шансона. Бывшие заложники чуть повеселели и их нельзя было винить, их жизнь могла бы оборваться как жизнь матери и того ребенка, которые просто попали не в то место и не в то время, под пулю безумного фанатика. Собственно как и Оливер, но свой выбор он сделал исключительно сам.
-Sauveur! Sauveur!- Как это обычно бывает, достаточно одному выкрикнуть броское название, как и все собравшиеся начали скандировать в голос этот народный титул Сольвейг, весь аэропорт аплодировал ей стоя. Даже полицейские, не пускавшие никого к девушке, начали нашептывать ее новое прозвище, народное признание самое цепляющееся и искреннее среди всех другие. Еще чуть-чуть и, наверное бы заиграла торжественная музыка, но так бывает лишь в фильмах. Солнце начинало потихоньку садиться, розовые облака зависли над разбитой, незастекленной крышей аэропорта. Чувство какого-то волшебства поселилось вокруг, которое, казалось, способно было воскресить даже мертвого.
Двое мужчин во врачебных халатах внесли носилки и, схватив за руки и ноги, резким движением перетащили белую простыню с телом на них. Работники начали проверять надежно ли все закреплено. Тело Беррингтона внезапно дернулось в конвульсии. Его легкое смогло справиться, вытолкнуть свинец. Изо рта парня выскочила сплющенная пуля и скатилась, упав на пол. Никто из собравшихся этого, разумеется, не заметил, кроме «халата», который сразу же нырнул под носилки за ней, и на автомате закинул ее себе в карман. Встретившись глазами с Сольвейг, он поправил белую марлевую повязку.
- Посмертные конвульсии, такое частенько бывает- Врач покачал головой, похлопывая ладонью по карману. Он снова поправил простыню и отошел вместе с напарником за формуляром. Оливер сглотнул кровь, которая вышла вместе с пулей и тихо-тихо сделал свой первый вдох. Олли лежал неподвижно, стараясь лишний раз не дышать. Всё-таки для человека побывавшим на той стороне, за кулисами жизни и первым кадром увидевшим белую простыню— он был крайне спокоен, самодовольная улыбка на его лице за этой накидкой все же никому не была видна. Кулак на груди теперь ничего не удерживал, кроме пули которая так же вышла из него как и та изо рта, как и другие из остальных пулевых отверстий в его туловище.
Если бы Беррингтон страдал амнезией он подумал, что его похитили и всю ночь избивали бейсбольными битами. Именно так ощущал себя его организм, выложившийся на максимум, чтобы вытолкнуть все имеющиеся инородные тела, регенерируя дважды поврежденные ткани и органы, работавшие теперь на максимуме своих возможностей. Если бы британец не наблюдал только простыню перед собой, то все предметы в его глазах определенно двоились, принимая забавные очертания и формы. Но Сейчас была лишь ослепительно-белая простыня и тени на ней, весь аэропорт ликовал, утопая в аплодисментах и скандируя что-то на французском- у него вышло, у нее получилось. Рядом с носилками, которые уже были в поднятом состоянии виделась женская фигура, он не мог различить кто это, но решил что если уж удачно рискнул своей жизнь, то можно было бы рискнуть и еще чем-нибудь. Олли сымитировал, будто его рука выскользнула из-под края побагровевшей внизу простыни и ладонью ударилась о ее ладонь, привлекая вниманияе Сольвейг. Она должна была как минимум встрепенуться и обратить свой взор на него, еще бы: не каждый день мертвые тяну к тебе свои руки, но все выглядело именно так как он планировал- очередная судорога трупа. Но вряд ли рука мертвеца по инерции могла бы зацепиться уже потеплевшими пальцами за пальцы живого человека как это случилось спустя мгновение.
- Иди за мной- еле-еле слышно прошептал Оливер. Только движение губ под простыней могли сказать, что Беррингтон еще жив, и не собирался на тот свет ни под каким предлогом. Врачи подошли ровно в тот момент, когда он закончил свою короткую фразу. Единственное что они увидели, это как девушка держится за пальцы отправившегося недавно на тот свет мальчишки. Один оттягивает маску и обращается к коллеге по-французски.
- Это что его девушка?
- Да не, она для него взрослая какая-то. Хотя...эти дети уже слишком рано взрослеют...
- Сестра? А кто тогда за оградой с полицейскими?
- Заткнись и поехали.
Один мужчина пошел вперед, зацепившись одной рукой за поручень, а другой держа планшет. Другой реаниматор, аккуратно обойдя Эйнарссон, тактично толкнул тележку вперед. Он не хотел, чтобы девушка отлетела или не успела за ними, все-таки сегодня ее день, она спасла его страну от катастрофы, меньшее что он может сделать- дать ей время проститься с этим иностранцем. Снисходительная улыбка на лице была закрыта марлевой повязкой, но благодарный взгляд уже было не скрыть. Героиня может идти куда и за кем ей вздумается. Полицейские сомкнули свои ряды за девушкой, что вызвало еще большее неистовство толпы, которую лишили возможности подольше побыть с кумиром.
Оливер провел кончиком указательного пальца по линиям судьбы на ее ладони и силой нажал на середину. Если уж попал в такую щекотливую ситуацию, то нужно было собрать максимально большое количество тактильных ощущений, но даже движения пальцами и кистью руки вызывали у него жгучую боль, организм проклинал Оливера за это истощение и требовал от него немедленно подпитки едой, отдыхом и вообще- больше никаких травм, ран и даже касаний. Это было приятным ощущением, но между тем и болезненным. Машина стояла ппрямо у служебного входа. Носилки приподняли для того чтобы поместить в машины неотложки, его рука выскользнула из ее, безвольно повиснув и ударившись о дверцу.
Ауч
Врачи переглянулись.
- Mademoiselle, вы не можете с нами поехать- сказал один демонстрируя руками крест, но другой толкнул его локтем и тот запнувшись, продолжил все так же на крайне паршивом английском, но не так категорично- мы вас оставим на пару минут. Но...вы не можете. Вы понимаете нас?
Мужчины закрыли дверь за Сольвейг, оставив ее наедине с трупом Оливера. Повисла тишина и он уже позволил себя более глубокий вздох, который был больше похож на скрип.
Парень закрыл глаза, поднял висящую на краю руку, на которой теперь красовался лиловы синяк. Особая сенситивность его кожи продолжала намеками говорить о том, что с его оболочки достаточно приключений на сегодня. Британец положил руку на наружную сторону простыни и снял ее, одновременно поднимаясь на локтях. Выглядел он крайне паршиво, бледный, похожий на смерть, на белках его глаз яркой сеткой проступили красные сосуды, дышать было больно. Но несмотря на все это британец кое-как справлялся. Посиневшая венка на виске говорила о том, что ее обладатель все еще жив. Олли тяжело перевернулся привстав, свесив ноги с высоких носилок вниз и так же выдохнул, опуская плечи, уставшие будто держали на себе как минимум несколько подобных миров. Глухим звоном из-под разорванного в клочья поло посыпались пули, вышедшие из него во время перевозки, штук 7-8, не меньше. Рука зажатая в кулаке медленно, будто усилием нечеловеческой мощи, разжалась, он наконец перевел взгляд на героиню сегодняшнего вечера. Девушку, на лице которой читался то страх, то боль, то ненависть. Какой-то странный микс эмоций, который у него больше не хватало сил анализировать. Только собственная кровь на ее персиковой футболке говорила гораздо больше других слов, на которые она была способна.
- Подарок.- прохрипел он, веки казались такими тяжелыми что могли бы раздавить друг друга, картинка тряслась, все что было чуть дальше чем девушка просто смазывалось, плохое зрение возвращалось вновь. Оливер протягивал Соль пулю, которая первой выскочила из него прямо в руку, когда он пытался зажать фонтанирующую рану- прямиком с того света.
♫Don’t go gentle into the good night
Rage on against the dying light.♫