● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
Taika Waititi

» имя, возраст: Саид Аль-Сафри, около 45 » принадлежность: на выбор игрока » профессия: актер одного из бродвейских театров, информатор или разведчик

» способность: на выбор игрока » сторона: на выбор игрока » статичное изображение: ссылка

Саиду Аль-Сафри с рождения была дана суперспособность, которую никто не отмечал как оную, никогда не фиксировал Департамент социальной защиты носителей, и которой вряд ли можно было бы найти научное подтверждение в физиологии организма. Если как-то пытаться сформулировать её название, то лучшим словосочетанием будет, пожалуй: “социальный клей”, - а лучшими категориями в описании - обаяние, общительность, прекрасное чувство юмора и удивительно лучезарная харизма. Саид Аль-Сафри - это тот человек, который превращает любую компанию в сборище лучших друзей, любую вечеринку - в запоминающуюся, любой разговор - в фонтан вдохновения. В глазах окружающих, он - неиссякаемый источник энергии и позитивных вибраций, а еще живое доказательство, что далеко не все мусульмане представляют из себя угрюмых, воинственных и враждебных личностей, замкнутых внутри своих догм и общин.
По краткой и не факт, что на сто процентов достоверной истории семьи, дед Саида уехал в США из Катара еще тогда, когда государство находилось под английской протекцией, а само бегство было связано с некой немыслимой на те годы, но безумно романтичной историей любви к заезжей журналистке из “неверных”. Впрочем, показывая кому-либо семейные фото, Саид всегда отмечал, что бабушка на них выглядит какой-то беловатой, тогда как мама, наоборот, весьма смуглая. И вообще, у них в роду всякого понамешано. Говорят, в родне по ту сторону Атлантики остались даже какие-то богатейшие нефтяные магнаты, так что есть шанс на приличное наследство, если все пойдет плохо.
Последнему, к слову, лет десять назад нашлось подтверждение, когда в один прекрасный момент с Саидом связались люди из фонда помощи беженцам и сказали, что теперь в стране мыкается без дела и в страшной апатии еще и его не то троюродная, не то четвероюродная племянница, которой надо помочь с адаптацией. Информация о родстве шла вроде как с самой разведывательной верхушки, девушку показывали по телевизору, как едва не героиню контртеррористического движения, фамилия Аль-Сафри действительно звучала, замешанная в некой темной истории, и в большом сердце свежеиспеченного “дяди” оказалось место под еще одного члена семьи.   
На этом все громкие события в жизни Саида должны были, по хорошему, отзвучать. Будучи театральным актером, он никогда не рвался на экран, чтобы слава о нем разошлась дальше любителей живой сцены. Крупных заварушек и потрясений на его голову не падало, трагические смерти не окружали, аварии не преследовали. Пятерка из положивших начало войне катастроф, исключая разве что взрыв на церемонии Оскар, который задел несколько отдаленных знакомых Саида, могли остаться только новостями с экрана, но война постепенно утянула и его. Бродвей опустел, Нью-Йорк был разрушен, родного дома Аль-Сафри не стало.
В отличие от многих, связавшихся с боевыми действиями по собственному желанию и твердой приверженности идеям того или иного течения, Саид был завербован в один штабов целенаправленно, как перспективная единица с талантами к перевоплощению и умением разговорить едва ли не самого закрытого собеседника. Под лучезарной маской добряка военная агентура рассмотрела личность не просто неглупую, но еще и весьма хитрую, прозорливую и с недюжинным умением к адаптации, а еще человека, который, лишившись многого, готов на многое же пойти, чтобы хоть что-то вернуть.

В девичестве и до переезда в Штаты фамилия моего персонажа была Аль-Сафри и, как нетрудно догадаться, Джейд - далекая племянница из описания выше. Развить эту историю можем во многих направлениях. Можем ограничиться едва не шапочным знакомством, а можем прописать глубокую эмоциональную привязанность, укрепившуюся за годы. Можем, если захотим, и вовсе переиграть описанное, отменить кровное родство вовсе и сделать Саида подставным лицом, участвующим в вербовке Джейд для работы на ЦРУ.  Все обсуждаемо и адаптируемо, другими словами.
По планам на игру в настоящее, военное время, на вскидку могу предложить примерно следующее - мой персонаж старается держаться максимально в стороне от военных действий, сильно переживает, что её знакомые оказываются в них втянуты, но, думаю, родной (или не очень) дядя может затащить в этот котел и её. То есть, если выберете вигилантов - провезу под флагом волонтерской благотворительности на вражескую территорию. Выберете ренегатов - не сомневайтесь, у Вас будет человек, который по мере возможности и собственного доступа будет “сливать” информацию с вражеской территории.
Кроме того, пространство для игр и решений по ним на Револте очень широкое, и потеряться на нем я Вам не дам)

Еще раз готова повторить, что все решабельно, обсуждаемо и менябельно. Категорических требований к игроку на роль Саида у меня нет, просто будьте лапочкой и полюбите образ.
Из пожеланий - мне было бы приятно, если бы персонаж в довесок был бы еще правоверным мусульманином (возможно даже хаджи), но если идея не интересна, не цепляет и лень в ней разбираться, следовать ей вовсе не обязательно. 
В общем, приходите - со всем разберемся. С меня посты, обожание и обнимашки.

п р и м е р    п о с т а

Погрузочный пункт организовали у аптеки - одного из немногих уцелевших после боя зданий. Выстрелы стихли уже давно, тела погибших успели извлечь из-под обломков и частично похоронить, но запах пороховых газов и гари все ещё щипал ноздри и застревал на основании языка, преображая вкус захваченных в дорогу волонтерами снэков и питьевой воды. Джейд редко когда забиралась так глубоко в горячие точки, но ей мнительно казалось, что дурной осадок, который оставляла после себя война, будет преследовать ещё долго после своего окончания. Ей казалось, что она еще долго будет встречать людей, которых выдавило из родных домов, заставило бросить обжитые углы и пошатнуло веру в то, что где-то на этой планете у них есть персональная крепость.
В безрадостном настоящем она их видела слишком часто.
- Мне очень жаль, но Вы не можете это взять, - тяжёлую вазу из рук пришедшей на эвакуационный пункт старушки ей пришлось выдирать едва ли не силой. Ответом на действия стал полный детской обиды и горячей злости взгляд, с кроткими, колючими слезами досады.
- Но внук говорил мне, что в дом престарелых можно ехать со своими вещами, - цепкие, суховатые пальцы крепко держали фарфоровую несуразность за донышко, пока злонравная обидчица пожилых защитниц семейных ценностей дергала за витые ручки. Сама поза двух женщин могла бы показаться уморительно смешной со стороны, если бы не первопричина, по которой не положено было брать в дорогу ничего лишнего.
- В наш нельзя, миссис Эрл, - Джейд не решалась рассказывать старушке о войне и дефиците места в грузовиках волонтеров. О том, что увезут женщину не в дом престарелых, а на перевалочную базу, откуда, если ей повезет, её заберет родня. Счастливое небытие деменции, которое подточило ум хозяйки вазы, причиняло хлопоты окружающим, но оберегало её саму. Сейчас так точно.
Джейд говорила на всех языках мира, но не могла подобрать слов, чтобы справиться с такой нелепой проблемой. Хорошо, что она не работала в одиночестве.
- Миссис Эрл, в этой машине, увы, больше нет места, давайте я погружу Вашу прелестную вещицу в другую. Вы сможете забрать её позже.
Под спокойным и осторожным голосом Дженсона ваза будто сама скользнула из рук пожилой леди. Джейд могла поклясться, что та даже покраснела, когда позволила молодому человеку взять себя под руку и отвести в вот-вот готовящийся стартовать фургон. Если все дальше пойдет хорошо, невольные пилигримы могли успеть еще засветло пересечь границу враждебного штата, укрываясь вместо щитов своими белыми флагами.
Экипаж, в котором пропала миссис Эрл, заваливаясь колесами в рытвины на дороге, медленно отъезжал от стоянки. Джейд махнула им рукой вслед, прежде чем присесть на аптечное крыльцо. Эвакуационный пункт постепенно отрадно пустел. В хлопках порталов исчезали сновавшие подле боевики. Машины волонтеров одна за другой вплетались в вереницу и скрывались за стоявшим на повороте, разбитым шрапнелью домом.
- Остались еще две семьи полным составом, и, в теории, можем трогаться, - Дженсон, неведомо от чего оттиравший руки о край футболки, возвращался, прикуривая сигарету, прежде чем примоститься на ступеньке подле коллеги.
- Хорошие новости, - Джейд чувствовала какой-то подвох, но решила сначала улыбнуться глобально более важному. Немного поспешив, как оказалось секундой после.
- Такие себе... Военные просят у нас поделиться транспортом.
- Что?
- У них необходимость.
- А у нас?
Риторический вопрос повис немым укором для явившей себя под очередной личиной вселенской несправедливости. В установившиейся ненадолго тишине было слышно, как перекрикиваются, собираясь, люди вдалеке и как трещит, сгорая, сухой самосад в сигарете Дженсона, который только и мог, что пожать плечами.
В такие моменты Джейд больше всего хотелось рассердиться на кого-то, стать злой и стервозной и уперев руки в бока, изображая строгую кириллическую «Ф», обязательно нагрубить, допустим, кому-нибудь из солдат, но, увы, она четко видела дальнейшую перспективу. Помимо силы, которую являли собой боевики, которую могли применить, чтобы забрать грузовик, они же являли собой оплот защиты для тех же волонтеров. Они же с ними содействовали, когда было нужно и, не было сомнений, не будь им реальной нужды - не стали бы брать незащищенную гражданскую колымагу.
Было ли для Джейд факт изъятия обиден?
Пожалуй.
Могла ли она его перетерпеть?
Вполне.
- Хотя бы людей мы забрать сможем? - Вся стервозность и желание взбрыкнуть как-то сами собой растворились в робких звуках вымершего квартала и треске сигареты, разбились о самобичующее: Глупо.
- Я прикинул. Вроде бы да. Посидишь у меня на коленях, если что, - Дженсон уже улыбался, чуть щурясь от дыма. Ему нельзя было не улыбаться в ответ. Кто-то же должен был находить и сейчас поводы для бытового кокетства, например. Джейд слегка, с мнимой укоризной ткнула его кулаком в плечо.
- Если не будет другого выбора. Они не говорили, сколько им нужно места?
Слово «Они», несмотря на успокоившуюся атмосферу, прозвучало все равно демонстративно-укоризненно, будто писалось с заглавной литеры. Не потребовалось даже кивать в Их сторону, чтобы стало понятно, о ком ведется речь.
Дженсон вместо ответа отрицательно покачал головой. Джейд вздохнула.
- Хорошо, узнаю я. Может получится забрать что-то ещё отсюда.
- Не настаивай только.
Настал черед Джейд кивать безмолвно, внутренне набираясь решимости, прежде чем пойти к боевикам.
Разбирать, к кому из них конкретно стоило соваться с просьбой, было сложно. Они все, в одинаковой своей броне, с ровной выправкой, с четко прилаженным к бокам оружием, казались если не одинаковыми, то хорошо подогнанными друг под друга составными частями единого. На фоне отточенных движений и четких приказов, которые приводились в действие немедленно, за свою же волонтерскую мягкость становилось обидно, а за свою недавнюю сцену с вазой - до досадного стыдно. Из всех них Джейд слабовольно выбрала ближайшего к ней, подошла, осторожно переступая через обломки под ногами и прижимая к бокам скрещенные на груди руки. В чем-то ей повезло - собеседник достался красивый, хоть и усталый, со жгучими карими глазами. Разгладить бы ему еще суровую складку между сведенных бровей...
- Мистер. Сэр, - она понятия не имела как ещё его было называть. Капрал, рядовой, капитан? У военных была масса имен, и она пересекалась с ними чаще, чем хотелось бы, но так и не выучила регалий и знаков отличия. Не исключено, что специально, из детского упрямства и затяжного ожидания, что война вот-вот закончится, и все это будет ни к чему.
- Простите, что беспокою, но Вам много надо увезти? Для наших вещей места никак не останется?

Свернутый текст

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
jake johnson

» имя, возраст: Chuck // Чак, ~30-35. » принадлежность: носитель. » профессия: до войны: на ваш вкус (что-то, соответствующее его личности); сейчас: информатор ренегатов.

» способность: биолокация, ментальный блок, шестое чувство, эффект хамелеона, абсорбция материи, прохождение сквозь объекты or ваш вариант (обсуждаемо); » сторона: ренегаты. » статичное изображение: ссылка.

Чак - ты тот еще кадр и забавный малый.
Еще до начала войны ты метался с места на место, был далеко не работником месяца, возможно, сменил несколько профессий или компаний, якобы находясь в поиске, но на деле, попивая пиво, ты признавался друзьям, что понятия не имеешь, кем хочешь быть.
В то же время - ты хороший друг, на тебя даже можно положиться, но, черт возьми, рисковать ты совершенно не любишь. Вообще. Тебе бы тихий дом, бесконечный запас пива и классный паб по соседству, где можно расслабиться после работы - но никак не войну, убийства, разруху и многочисленные стычки вигилантов и ренегатов.
Возможно, ты даже считал себя неудачником, но после начала войны жизнь доказала тебе, и не раз, что хрена с два тебя так просто поймать или прибить. Впрочем, ты не перестаешь попадать в самые разные передряги, но умудряешься выходить из них живым (но не всегда невредимым).
Не все воспринимали и воспринимают всерьез, ты не кажешься угрозой, не привлекаешь внимания, и от того ты так хорош в качестве информатора. Ты бы не хотел им быть, но интересные и полезные сведения и важные контакты так и липнут к тебе магнитом. Как ни отнекивайся, Чаки, но похоже, что ты был создан именно для этого.

Тебя колбасит от одной мысли, но я снова появлюсь в поле твоего зрения. Ты постоянно орешь: "Чтоб тебя, Салли!" и клянешься, что завязал помогать мне и ренегатам, ты кричишь, что отошел от дел, но каждый раз оказываешься в самой гуще событий. Так что, куда бы ты ни отправился, любитель покоя и сторонник неконфликтной обстановки, я все равно найду тебя и все равно втяну в очередную передрягу   Ведь мы такая отличная команда: я за риск, ты против него; я за импровизацию, ты за стабильность и выверенный план; я за бой, ты за отступление. Вот и посмотрим, насколько хорошо нам работается вместе.

Особых требований нет. Приветствуется здоровое упоротое чувство юмора, креатив и тяга развивать персонажа совместно и с другими игроками (поверь, у нас ты точно не останешься без игры). Добавлю лишь то, что с Чаком уже отыграны два эпизода (где он появляется на несколько постов в качестве нпс), но его роль очень важна, поэтому сильно ждем тебя и готовимся совместно рвать шаблоны военной драмы (не все ж страдать ).

п р и м е р    п о с т а

- superstition ain't the way -

Чей-то громкий мат на улице заставил Салли вздрогнуть и с трудом разлепить глаза на сонных щах.
Пол. Ножки тумбы.
"Какого бабуина..."
Решив, что ему все еще снится сон, Уилл закрыл глаза и приготовился мирно посапывать, но внезапно ощутил приступ такой головной боли и такого вертолетного головокружения, от которых не то что спать - жить не сильно хочется. На космонавта Салли сейчас мало походил, но ощущения испытывал довольно схожие: земля в иллюминаторе плюс состояние невесомости, при котором внутри тебя крепнет ощущение, будто твои ноги летят выше головы, а сама голова, наполненная изнутри непонятной жидкостью, словно старый аквариум, парит где-то в стороне и одновременно рядом с тобой, гудя так, будто на нее на всей скорости несется состав.
"Fuck dat..."
Не имея представления о том, где находится, а также не догадываясь о расположении предметов интерьера, Уилл умудрился оказаться рядом с унитазом очень вовремя, чтобы, едва не нырнув туда головой, избавиться от отравляющих остатков алкоголя.
Спустя пятнадцать минут "исповеди" перед белым другом, Салли потер сонное и помятое лицо руками и потянулся к раковине и крану с водой. В висках ярко и звонко барабанили тамтамы как издевательский гимн всем страдающим от похмелья, каждое движение причиняло дискомфорт, а голова, кажущаяся нереально огромной, при малейшем неудачном наклоне грозилась треснуть изнутри, как переполненная бочка. Салливану пришлось оставить попытки подняться, и он просидел у стены на прохладном кафеле еще некоторое время, прикрыв глаза и лениво прокручивая в памяти события вчерашнего вечера. Но всплывали лишь отдельные кадры, от мелькания которых Уиллу приходилось открывать глаза и делать глубокие вдохи.
За это время он успел получить входящее сообщение о месте встречи с группой приблизительно через 4,5 часа, и Салли мог лишь надеяться, что за это время он не только успеет прийти в себя, но и доковыляет до точки сбора, что было достаточно смело, ведь от одной мысли, что ему придется поднимать свою невероятно огромную голову-шар и нести ее далеко отсюда, Уиллу хотелось положить самого себя на кровать - так бережно, как только можно, и предаться крепкому бессовестному сну. И пусть ему звонят хоть до второго пришествия — все, что ему следует сделать, так это осторожно улечься, очень тихо, чтобы не разбежались длинные чёрные трещины по скорлупе его хрупкой гудящей головы, натянуть одеяло повыше, подтянуть колени к подбородку, свернуться калачиком и лежать в покое, тепле и темноте многие месяцы, словно зародыш. А на любые попытки привести в чувство он бы отвечал из-под одеяла: "Не трогайте меня, я не знаю ничьих тайн, понятия не имею, о каком штабе и какой войне идет речь, оставьте меня в покое. Я хочу тепла и темноты. На многие месяцы. Я ещё не родился. Я сплю, и в моей огромной пустой голове шумит сладкий ветер беспамятства".
Но спустя десять минут чувство долга взыграло сильнее, и Салли, пробормотав в свой адрес несколько только что придуманных вычурных эпитетов, отлепился от стены и наконец-то (но с большим трудом и крайней осторожностью) принял вертикальное положение.
"Спокойно, бро. Не делай резких движений. Сейчас возьмись осторожно за смеситель, поверни его плавно, как руку женщины, в нужную сторону, и ме-едленно подними наверх, после чего умойся - бережно и заботливо, как если бы твое лицо могло развалиться на части при любом случайном прикосновении".
Прокручивая в голове успокаивающие мысли, помогавшие сосредоточиться на деле, Салли поморщился от скрипа смесителя и осторожно умылся прохладной водой.
Да. Так определенно лучше.
Подняв взгляд на зеркало, Салли за мгновение изменился в лице.
"Какого..."
На его левой щеке красовался смайл, выведенный чей-то уверенной рукой черным, как смоль, маркером. Крайне озадаченно потерев линии, Уилл понял, что маркер, по всей видимости, водостойкий.
- Блеск.
Загадка о том, чем он занимался вчера вечером, становилась еще более интригующей.
Приняв контрастный душ и почувствовав себя в разы лучше, Уилл собрал свои вещи и, с третьего раза верно надев под рубашку и жилет облегченную экзоброню (два раза запутался с вырезами, один раз надел не той стороной), Салли убрал оружие в кобуру под жилетом, телефон - в карман и вставил в ухо микронаушник, который искал минут двадцать, после чего нашел в пачке чипсов рядом с кроватью. Не на шутку проголодавшись, Салливан смел всю еду и воду в номере мотеля (вот, где он, оказывается, находился) и поплыл, как призрак алкогольного абстинентного синдрома, к выходу, чтобы найти место для завтрака.
Мотелем оказался второй этаж небольшого паба на одной из центральных улиц городка под названием Бакли, куда Салливана занесло по старому знакомству и закончилось празднованием чей-то помолвки, дня рождения кошки, игрой в гигантскую алкодженгу, пиво-вонг и "Эдвард-сорок-градусов". Заползая за стул барной стойки осторожно, чтобы не сотрясать гудящую голову, которая и без того разрывалась на части от любого, даже негромкого звука, Салли заказал плотный завтрак, три литра воды и приготовился умирать. Бармен оказался не промах - видимо, привык к зеленым мордам после попоек, - и подал парню холодное полотенце, которое Уилл сразу же приложил к гудящему черепу и с благодарностью влил в себя первый стакан с водой, за которым нон-стоп проследовал второй и третий.
Несмотря на относительно темный интерьер, Салли раздражал яркий солнечный свет из окон паба, но, к счастью, Зевс, Посейдон и вся остальная братия богов была благосклонна к австралийцу: кто-то забыл на стойке свои очки от солнца, и Уилл, не особо раздумывая, осторожно поместил их на нос, стараясь касаться головы по минимуму.
- Мяу, - раздался неподалеку от Салли скрипучий кошачий голос.
Поморщившись, австралиец повернул голову-шар и увидел неподалеку от себя кота - вчерашнего именинника.
- Не шуми, - буркнул Уилл, вернувшись к завтраку.
- Мяу, - настойчиво повторил кот, который чувствовал себя куда лучше Салливана.
- ТИШЕ, - шикнул мужчина и потер дрожащими пальцами пульсирующие виски.
- МЯУ! - "прокричал" (как показалось Салли, и он был готов в этом поклясться) кот и подошел чуть ближе к стойке.
- Да на, на, наслаждайся! - Уилл схватил кусок бекона и с мученической миной на лице запустил им в кота, который перехватил бекон еще в полете и с наслаждением зачавкал едой рядом со стойкой. Вздохнув и позавидовав животинке, Уилл вернулся к своей тарелке.
Когда на ней оставалась еще добрая порция завтрака, до Салливана внезапно донеслись крики с улицы, отборный мат и звуки выстрелов, разорвавшие его бедный нежный от похмелья слух, словно осколочная граната.
Прикинувшись кактусом, Уилл продолжил ковырять омлет с беконом и отправлять его в рот, упрямо убеждая себя в том, что это просто кто-то решил устроить шоу фейерверков. Или рядом находится тир. Или ребята просто резвятся. И это при том, что бармен давным-давно спрятался в подсобном помещении, в то время как Салли продолжал завтракать за стойкой и морщиться от гудения в голове и похмельной боли в мышцах.
Но когда одна из пуль пробила стекло в окне паба и угодила в одну из бутылок на стойке перед Уиллом, австралиец с некоторым удивлением отложил вилку в сторону и медленно обернулся к окну.
"Серьезно?"
Встав со стула, Уилл потянулся к пистолету в кобуре, но потом передумал и, словно вспомнив что-то важное из прошлой ночи, заглянул за барную стойку и вытащил оттуда дробовик.
- Очень надеюсь, это все-таки какой-нибудь местный фестиваль, - пробормотал под нос Салливан, направляясь к двери походкой пенсионера.
Сразу выходить на улицу не стал - сначала выглянул в окно и, насчитав четырех подозрительных лиц с битами, вздохнул. Кажется, про отдых придется забыть, ибо эти "подозрительные лица" меньше всего походили на мирных жителей, но казались простыми преступниками, прямо сейчас забивавших ногами и битами какого-то беднягу, чье лицо, залитое кровью, показалось Салли сильно знакомым.
Австралиец поставил дробовик рядом с дверью.
- Эй! - хрипло прикрикнул в их сторону Уилл, когда вывалился, шатаясь, из паба, и поморщился от громкости собственного голоса. Когда четверка обернулась к нему, Салли добавил: - Толпой на одного? Вас только что из школы для трудных подростков выперли, или вы просто так развлекаетесь, пока ваши мамаши готовят обед?
Шпилька в адрес их возраста была вполне заслужена: все четверо выглядели лет на десять моложе Салливана, если и не больше.
- Че ты там сказал, говна кусок?
Салли поморщился.
- Не кричи ты так. - Вздох. - Я сказал, говна кусок, - добродушно передразнил он выступившего парнишку, - что твоя мама будет явно недовольна из-за всего вот... этого,  - он кивнул в сторону разбитых окон близлежащих зданий и избитых до полусмерти людей. - Шли бы вы отсюда.
- Ой, да что ты? - гоготнул второй парень. - Что ты нам сделаешь, Джон Бон Джови?
Знал бы Салли, что за этими четырьмя подростками-переростками стоят еще несколько взрослых и куда более опасных партизан вигилантов, которые были кураторами для новеньких и водили их в "поле" на задания, возможно австралиец и не стал бы так резво выступать. Но его и без того гудящая голова требовала тишины, покоя и возмездия за сильный шум, и поэтому Уилл решил припугнуть молодежь - которая, ко всему прочему, успела позабыть про избиваемого мужчину, неподалеку от которого плакала его невеста (вот, оказывается, чью свадьбу они все вчера отмечали).
"Hey, mate".
- Ну... тебя, Тимберлейк, - ткнул он пальцем в "главаря", - я кину вон на тот забор, из-за чего ты отобьешь себе копчик и неделю будешь ходить в туалет, согнувшись. Тебя, блондинка, - болтал Салли, давая избитому мужчине возможность уползти подальше, пока партизаны были заняты его речами, - я бить не стану, а просто окуну в чан для очистки рыбы за тем углом. Тебя, Милки Вэй, - кивнул Салли на черного парня с короткими выбеленными волосами, - я привяжу к тому столбу и разукрашу твое перекошенное лицо баллончиком с зеленой краской, и мы поменяем тебе имя на Халк Невероятный. А тебе, Рон Уизли, достанется самое вкусное: я...
Договорить Салли не успел - "Тимберлейк" неожиданно оказался аномально ловким и, подскочив к Уиллу-с-бодуна, ударил его битой наотмашь. "Милки Вэй" подоспел и сбил Салливана на землю, отвесив ему удар ногой под живот, что для и без того страдающего австралийца было сродни удару машиной.
Сплюнув под ржач группы пыль, Салли стянул с носа треснувшие очки и, приподнявшись с раздолбанного асфальта, увидел, как на него летит одна из бит.
Удара не случилось: бита замерла в нескольких сантиметрах от лица Уилла, а уже в следующий момент "Рон Уизли" полетел в сторону своих подельников и сбил их на землю, словно шар для боулинга. Пока все четверо пытались стащить с себя рыжего, Уилл, охая, поднялся на ноги и вытянул руку в сторону паба, откуда через несколько секунд из открывшейся двери вылетел дробовик и "приземлился" прямо ему в руку.
- Я просто мегаохренительный Тор! - гордо прохрипел Салли. Он не раз проделывал этот фокус и на тренировках, и на поле боя. Как австралиец сам признавался, это была его любимая сторона способности (а то и вовсе единственная).
Прицелившись в поднявшихся с асфальта партизан, Уилл проговорил уже куда более серьезным голосом:
- Стоять на месте, One Direction. Не знаю, что вы забыли в этом... - и тут его взгляд наткнулся на татуировку на руке "Тимберлейка". Трезубец. - А. Кажется, знаю. Ну, конечно, кто бы сомневался.
Ему бы держать дробовик ровнее, но руки дрожат, в горле - пустыня Сахара, и голова раскалывается.
А теперь и эти четверо целятся в него из пистолетов и довольно заливаются смехом.
Не... незадача.
"Все, я больше не мешаю виски с пивом".
Радовало только одно: за это время избитый, его невеста и остальные люди успели попрятаться по углам. Только вот что теперь делать Салливану - интересный вопрос.
И тут он придумал. Но за секунду до его действия произошло то, чего он точно не ожидал увидеть.

I'm not suicidal I don't wanna fucking die
just wanna be able to close my eyes and feel alright
but every day I feel like dying
every day I feel like dying
dying...
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
emma dumont

»имя, возраст: Dallas Fields/Даллас Филдс, 22-23. » принадлежность: носитель. » профессия: на выбор.

» способность: деоксидация. » сторона: ренегаты. » статичное изображение: статика

У каждого в жизни присутствует драма и твоя персональная драма - я, сестра, которую ты не знаешь и даже ни разу в жизни не видела, но которая давила своим незримым присутствием каждый чертов день. В доме не было ни одной моей фотографии, но ты всегда знала, чувствовала, что я есть. Было ли тебе сложно? Пожалуй. Правда ли проблема была лишь в этом? Сильно сомневаюсь. Дети склонны все преувеличивать, и ты не была исключением. И скоро. Очень скоро твое детское негодование переросло в подростковый бунт. Ничего серьезного, но отношения с матерью трещали стоном раздираемой ткани. Ты не упивалась алкоголем, не травила тело наркотиками, но слишком активно вмешивалась в различные сомнительные митинги, движения. Пыталась реализовать себя буквально везде, не имея возможности - как тебе казалось - достучаться до собственной матери. Ну что ж... удачи?

• Всему виной стали письма моего отца к твоей матери. Сухие и по большей степени бестолковые они приходили раз в год как по расписанию. В них не было буквально ничего, но всякий раз руки твоей матери дрожали, а голос болезненно ломался, стоило почтальону постучать в дверь. Ты всегда была смышленой, и тебе не составило труда сперва найти и прочитать, а после сложить один плюс один.
• Способность проявилась довольно рано и как бы ты того не хотела, но тебе пришлось посещать вечерние курсы для носителей. Со скандалами, битьем посуды, но пришлось. Так что сейчас ты довольно-таки неплохо обращается с ней.
• На одной из акций протеста/митинге твоя способность вышла из-под контроля. Ничего серьезного, но человек пятнадцать потеряли сознание от удушья. Как следствие суд, браслет на лодыжке и несколько недель под домашним арестом с последующим обязательным посещением курсов по контролю гнева.
• А еще у тебя скверное чувство юмора и трепетная любовь к хорошему алкоголю. Прости, но это у нас семейное.

Как уже упоминалось раньше - меня ты ни разу не видела. А когда увидела - узнала сразу. Я была похожа на нее, как только маленький образец человеческой породы может походить на большой. Черноволосая, худенькая, я смотрела на мир точно такими же голубыми глазами, какие были у твоей матери, и держалась так же прямо, как и она. Отвратительное зрелище. Ты возненавидела меня сразу. В то же чертово мгновение что-то больно кольнуло в груди, и все детские обиды полезли наружу с удвоенной силой.

Ты можешь просто и бестолково ненавидеть меня, а можешь придти и полностью разрушить мою жизнь: забрать мою единственную подругу и зверя, что является моим напарником и которым, к сожалению, я тоже дорожу, - вариантов много и я готова рассмотреть их все, главное желание. Что касается биографии и вообще персонажа, то тут все предельно гибко: я не знаю ничего о своей матери, о ее дальнейшей жизни и, собственно, о тебе. Так что все менябельно, за исключением костяка отношений и, пожалуй, внешности. Эмма прекрасна и ей буду рада не только я (а кое кто даже графикой забросает с ног до головы и заиграет до смерти).
И, да, еще один немаловажный факт - я тормоз. Не в смысле что по жизни, а постовой. Пишу я медленно, мучительно, но с душой. Если это не будет проблемой, то я очень тебя жду.
P.s. один азиатский извращенец уже пообещал, что пригласит тебя на свидание.

п р и м е р    п о с т а

Тишина тянулась так долго, что она уже давно потеряла счет секундам. Опустив подбородок на мягкую обивку двери, считала пролетающие мимо искривленные рожи в трещинах асфальта. И слушала-слушала как за окном поет ветер. И пусть его песня скорее напоминала высокий, фальшивый вой, она не решалась велеть ему замолчать.
Не решалась она и заговорить. Покусывая нижнюю губу, старалась подобрать правильные слова — и не могла. Крутилась в водовороте собственных сомнений, не умея плавать и не имея возможности вдохнуть. Пока, в конце концов, не сдалась, откинувшись на спинку сиденья. Прикрыв глаза так, что видела только большую смуглую руку на коробке передач, она думала о Стеккер; о тех днях, когда только-только вернулась.
Тогда ей неизменно казалось, что они стали понемногу отдаляться друг от друга, но в этом Дейзи винила лишь себя. Желая оградить подругу от боли, которую сама же и причиняла, она молчала. Крепко смыкала губы и всякий раз, возвращаясь в комнату, виновато улыбалась. 
Им нужно было поговорить, но она не могла. Стоило собраться с мыслями и открыть рот, как в комнате повисала тяжелая, гнетущая тишина. И никто не решался нарушить ее. Не потому что боялись, - просто не знали с чего начать. Бестолково смотрели друг на друга и ждали,
ждали,
ждали,
ждали целую вечность,
пока однажды Дейзи не легла рядом, тесно прижавшись лбом к плечу Стеккер, и не заговорила. Однако слова, вылезавшие из нее в ту ночь, были какими-то бесцветными и пересушенными, как она сама, ее пальцы и тлеющий окурок в руке напарницы. Она говорила еле слышно, пригвожденная к жесткому матрацу тысячами воспоминаний. Не лгала, не юлила. Отважно сдирала подернувшиеся коркой раны, обливаясь кровью с каждым выпавшим изо рта словом. И также внимательно слушала в ответ. Слушала, охваченная ужасом вперемешку с отвращением к человеку, имени которого так и не запомнила.
Дрожь пробежала по позвоночнику.
Встрепенувшись, наклонилась вперед, и ее чуть не стошнило от ненависти и злости, пенящей кровь. А может просто укачало. Порывшись в карманах, достала карамельку и незамедлительно отправила ее себе в рот. Собиралась поделиться, но так и застыла, с широко раскрытыми глазами - Даллахан смотрел на нее с зеркальной поверхности крохотного четырехугольника. Высоченный, кудлатый, с упрямым подбородком. Многим он нравился, сводил с ума, но Дейзи видела в нем что-то демоническое или, скорее, звериное. Не раз она пыталась понять его уверенность в той, кем он ее считал. Но неизменно путалась в собственных догадках. Отчего-то он поддерживал, верил в нее. И она по неизвестной причине доверяла ему в ответ.
— Ты вообще хоть что-нибудь ешь?
— У нас много работы и нам не до еды.
— У меня есть карамельки, — оживилась она наконец, протягивая раскрытую ладонь с разноцветными конфетками меж двух сидений, — Не бог весь что, конечно, но они вкусные. Из столовой вчера стащила. Желтые напоминают ананас, а вот с чем зеленые я так и не поняла. По вкусу похожи на пересохший газон с чем-то кислым внутри. Может, лайм какой? Были еще красные, но последнюю я только что съела, — без сомнения ее позабавила внезапная перебранка двух товарищей и губы помимо воли растянулись в довольную ухмылку.
До темноты почти не оставалось времени. Солнце давно скатилось по небу, теперь уже понемногу подходя к краю земли. Напрягая глаза, она пыталась разглядеть, где они едут, но различала лишь смазанное темно-зеленое пятно проносящейся мимо листвы. Нервно стучала острыми коленками, выглядывавшими из дыр в джинсах, и рассасывала ставший горьким леденец. А едва на дорогу опустилась ночь, как вовсе задремала под ровный успокаивающий гул мотора.

— Блять!
Она проснулась, больно приложившись носом о спинку водительского сиденья. В раскрасневшихся спросонья глазах застыл ядовитый коктейль из злости, замешательства и какой-то детской обиды.
— Слыш, горилла эскимосская, — она едва не шипела от боли, — Это тебе не оленей каюрить! С машиной нежнее нужно обходиться!
НЕЖНЕЕ!
Держась за нос обеими руками, еще какое-то время поливала Даллахана ругательствами, как из шланга, а успокоившись, поплелась следом за Стеккер, не забыв прихватить и пистолет.
Какая-то тревога пронизывала воздух вокруг, отражаясь и на лице напарницы. Напряжение становилось ощутимее с каждым шагом приближавшим их к неизвестной машине. Не зная, что делать, бросила короткий взгляд на руку с пистолетом. То ли он начал пульсировать, то ли она сжала пальцы так, что чувствовала в нем биение собственного сердца. Слабое и какое-то нервное. Воздух вокруг становился вязким и густым.
А потом...
— Эй, есть кто живой?
Окрик вырвал Дейзи и мира, где она была тенью.
Откашлявшись, она осторожно подалась вперед:
— Мы не причиним вреда, если вы ранены, больны или вам требуется помощь, — убрав пистолет за пояс, медленно подняла руки вверх, показывая искренность своих намерений. И только тогда в машине что-то дернулось, закопошилось.
— mu... musaeadat! musaeadat!
musaeadat!
Тонкий женский голос затрещал как разрываемая ткань. Но несмотря на это, она услышала, как на мгновение замерло дыхание Стеккер, стоявшей за ее спиной. Вместе с дыханием, замерло и сердце Дейзи.
— musaeadat! musaeadat!
Из правого предплечья виднелась белесая кость, а лицо и одежда женщины были пропитаны черным. И пусть умом она понимала, что это не черный цвет, думать об этом ей не хотелось. Нахмурившись,  дернула плечом. Внезапная и странная мысль скользнула в голове. Сощурившись, как щурятся люди, которые носят очки, она снова внимательно осмотрела машину. Мигающая аварийка, истерично барабанящая по стеклу женщина и ни одной. Ни одной царапины или вмятины, которые указывали бы на состояние неизвестной.
На нее вдруг накатило волнение. Осязаемое до жути.
Нет.
Нет-нет-нет!
Резко повернувшись на сто восемьдесят градусов, она успела лишь дернуть Эш за рукав и крикнуть что-то Даллахану. А затем

...

взрыв.